Читать интересную книгу Бессмертники — цветы вечности - Роберт Паль

Все это — полицейские клички наблюдаемых. За каждой кличкой — живой человек с собственным именем, характером, какими-то делами. О многих собран некоторый материал, выяснены внешние связи, подлинные имена, род занятий. С некоторыми знакомство более близкое — через обыски и, аресты. Но связи с типографией ни за одной из них не замечено. Не видно и особы с приметами екатеринбуржки Баталовой. Не появилась или не заметили филеры? Лучше было бы, если бы не появлялась совсем, ведь тогда можно было бы допустить, что типография тоже осталась на месте или перекочевала не в Уфу…

«Да, запустили мы дела с этими типографиями, запустили», — покуривая, вздыхал ротмистр. Губернатор их с Бухартовским разносит в пух и прах, Департамент полиции ругается в каждом письме. И главное, недоумевает: как это в Уфе столько времени терпят такое безобразие? Вот совсем еще свежее письмо:

В е с ь м а  н у ж н о е

С е к р е т н о

18 апреля 1908 г.

Начальнику Уфимского губернского жандармского управления

Департамент полиции предлагает Вашему высокоблагородию доставить сведения о том, имеются ли в Вашем распоряжении указания на места нахождения в городах Уфе и Златоусте типографий Российской социал-демократической рабочей партии, печатающих газеты «Уфимский рабочий», «Солдатская газета», «Крестьянин и рабочий», а равно на лиц, причастных к работе этих типографий, в какой мере обследованы Вами означенные предприятия и какие причины препятствуют ликвидации таковых?

За директора (подпись)

«Какие причины»!.. Они что же там — думают, что все эти типографии нам хорошо известны, а мы просто ленимся их взять и получить за это положенные награды?..

Только было начал ротмистр входить в новое дело, как постучался смотритель губернской тюрьмы.

— Разрешите, Иван Алексеевич?

— Входите, раз уж явились, — недовольно процедил Леонтьев. — Что там у вас?

Смотритель молча прошел к столу и положил перед ним листок.

— Ознакомьтесь, господин ротмистр.

— Что-нибудь срочное? Если нет, оставьте…

— Нет-нет, это очень срочно. Прошу вас, прочтите!

Что тут делать, пришлось оторваться от важного дела и взяться за какой-то пустяк. В том, что это действительно пустяк, он не сомневался. Однако даже беглый взгляд на лежащий перед ним листок заставил его насторожиться. Вот что было в нем написано:

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Уфимская боевая организация при Уфимском комитете

Российской социал-демократической рабочей партии

Милостивый государь!

До сведения У.Б.О. при УК РСДРП дошло, что отношение в местной тюрьме к политическим заключенным за последнее время, с каждым днем все более и более ухудшается. Ввиду этого У.Б.О. предупреждает Вас, что она принуждена будет сделать Вам +.

— Что сделать? — не понял ротмистр.

— Ликвидацию, Иван Алексеевич.

— Какую?

— Ну, разве ж не ясно? Боевики угрожают мне убийством, господин ротмистр.

— То же самое сообщил мне ротмистр Кирсанов и даже сам полицмейстер Бухартовский. Между нами говоря, за моей квартирой тоже следят, не иначе бомбу в окно кинуть собираются, так у меня сейчас круглые сутки ставни на запоре!

— Что же мне делать? — канючил смотритель.

— То же, что делали до сих пор. Оружие у вас есть?

— Имеется…

— Стрелять умеете? Ну, вот и хорошо… На всякий случай зайдите к Бухартовскому…

Смотритель ушел — пришел агент с почтамта.

— Очень любопытное письмецо, господин ротмистр! Только что перехватили…

В глазах — и радость, и торжество, и ожидание похвалы.

Ротмистр взял распечатанное письмо, прочел адрес:

— Франция… Монпелье… Владимиру Алексееву… Ну и что?

— А вы, однако, прочтите, прочтите!

И он стал читать. В письме какая-то Соня (ни фамилии, ни обратного адреса в письме не было) сообщала Владимиру Алексееву некоторые уфимские новости, в числе которых была одна весьма серьезная. Шестеро смертников, писала она, думают устроить побег из уфимской тюрьмы, чему с воли содействует какой-то загадочный Б. Д.

Кто эти смертники, Леонтьев хорошо знал. Это Петр Литвинцев, Михаил Гузаков, его друзья-симцы Василий Лаптев и Дмитрий Кузнецов, уфимец Владимир Густомесов, Иван Артамонов и Васил Ишмуратов из Златоуста.

Леонтьев пересчитал — получилось семь. Кого же эта всезнающая Соня не включила в сей траурный список и почему? Ему-то хорошо известно, что всей этой семерке приготовлена виселица. Разве что одному Густомесову по малолетству высшую меру могут заменить «вечной». И то, если у суда будет хорошее настроение…

Больше всего его интересовал человек с инициалами Б. Д. Если он обеспечивает побег семерки с воли, то это, по всему, серьезная личность. Заполучить такого было бы совсем неплохо!

Потом он догадался, что это вовсе не инициалы какого-то боевика или руководителя боевой дружины, а сама Боевая Дружина. И он направился к генералу.

Генерал Ловягин поднял на ноги всех, кого мог, в результате чего охрана тюрьмы была серьезно усилена, а все надзиратели в корпусе смертников заменены другими. Одновременно в Казань командующему Казанским военным округом генералу Сандецкому полетела телеграмма с просьбой ускорить присылку выездного военно-окружного суда.

Покончив с этим делом, генерал Ловягин осведомился, над чем сейчас трудится его помощник по городу Уфе, и сокрушенно вздохнул:

— Придется опять, Иван Алексеевич, на пару деньков отвлечься от типографий. Сами, голубчик, видите, что творится. Мы их хватаем, сажаем в тюрьмы, выносим строжайшие приговоры, а их что-то меньше не становится. Сейчас возьмите этот пакет и идите к себе. Утром заходите с предложениями, буду ждать.

Закрывшись в кабинете, Леонтьев открыл пакет и положил перед собой письмо из районного охранного отделения.

С о в е р ш е н н о  с е к р е т н о

10 апреля 1908 г.

Начальнику Уфимского губернского жандармского управления

По достоверным сведениям Департамента полиции, фракция большевиков Российской социал-демократической рабочей партии около года тщательно подготовляет громадную экспроприацию где-то вблизи  Ч е л я б и н с к а, намереваясь, по-видимому, ограбить один из вагонов, везущих из Сибири деньги, и рассчитывая похитить более двух миллионов. По сведениям агентуры, вагон с такими ценностями в прошлом году простоял около Челябинска две недели под охраной всего лишь двух человек.

Сообщая об изложенном, прошу Ваше превосходительство осторожно направить агентуру на освещение замышляемого ограбления и о последующем уведомить Районное охранное отделение.

Полковник (подпись)

Ротмистр прочел бумагу, площадно выругался и стал убирать со стола материалы о типографиях. Домой в этот вечер он ушел в сопровождении унтер-офицера Шмотова и двух стражников. На улицах Уфы царила весна. Город жил своей обычной повседневной жизнью, но ему он казался затаившимся вражеским станом, через который приходится пробираться чуть ли не тайком.

В доме его ставни действительно не открывались даже днем.

Глава тридцать седьмая

От Кийкова Варя узнала, что суд над Петром и другими его товарищами назначен на 8 мая. Развязка приближалась. Что представлял собой этот суд, как скорострельно решает он дела революционеров, она хорошо представляла себе по рассказам товарищей, переживших с прошлой осени не одну потерю. Теперь, утвердившись в своем всесилии, военные суды стали действовать еще грубее и безжалостнее. Никаких оснований надеяться на какое-то милосердие у нее не было, и она совершенно потеряла покой.

Очень хотелось увидеть Петра до суда, но не разрешили. Стала добиваться разрешения присутствовать на суде — опять отказ: суд-де будет при закрытых дверях и, значит, никакой публики в зале быть не должно.

Побежала к защитнику Петра Кийкову. Чуть не в ноги кинулась:

— Алексей Алексеевич, это последняя возможность еще раз увидеть его живым, помогите!

И он обещал помочь.

Город в этот день с раннего утра был переполнен полицией и войсками. Особенно много их было вокруг здания Военного собрания, в зале которого шел суд над уральскими революционерами. Варя не без труда пробилась в это строгое холодное здание, где ее уже поджидал Кийков. Вокруг царила такая суматоха, что она совсем потерялась, когда, оставив ее в коридоре одну, он ушел по ее делу искать высокое начальство.

Ждать пришлось долго. Наконец он вернулся — бледный, изможденный, униженный.

— Прокурор потребовал, — заговорил он взволнованно, — чтобы я дал гарантию, что вы не станете в него стрелять! Что им ответить? Ведь не для того же вы пришли сюда, чтобы… Словом, они там ждут…